- Гин.
- Я... ждал вас, Айзен-та~айчо.


В одной гайдзинской сказке мальчик должен был собрать из осколков слово "Вечность". Мои осколки складываются сами, как когда-то они сложились в отражение - красивый молодой мужчина с опасностью, затаившейся в глубине теплых карих глаз и уголках мягкой улыбки, освещенный только лишь сиянием нечта в своей руке. Я запомнил вас еще тогда, та~айчо, это был первый шаг к моей цели - вернуть то, что вы забрали, той, у кого вы это сделали. Я обещал ей, что она никогда не будет плакать. Я ждал то мгновение, когда скажу вам в лицо - "Убей, Камишини-но-Яри", чувствуя, как тонкая серебряная шпилька, выхваченная из шелка черных волос, превращается в смертельно опасное ядовитое лезвие танто. Я слишком долго ждал.
Тогда же я понял, что не все те, по чьим головам я шел к своей цели, пали от моих шагов. И для них я - предатель, убийца и преступник, и, даже если я хотел объяснить им, они не стали бы меня слушать. Я затаился, я знал, что там, в глубине меня, падают оземь зеркала, и хрустальные слезы поселились в бирюзовых испуганных глазах. Когда она вскинула голову, становясь живым клинком в моих руках, они не смогли этого предугадать. А ведь нет ничего страшнее испуганной и рассерженной женщины, тем более - ребенка. Я ушел, я выжил, я зализывал раны, как ушедший от охоты лис.
Когда в этот мир пришло чужое сердце, я знал, что оно сотрет мои шрамы и закроет старые раны, я перестану быть на задворках, вступая в собственную игру. Я добился. Слово, улыбка, обещания - я добился. Я... вернулся. И я поверил.
Зачем? Не знаю. Может быть, мне просто надо иногда кому-нибудь верить, а они были так убедительны. Хотя какое это глупое слово - надежда, и какое глупое чувство - доверие. Когда-нибудь я это запомню и перестану стремиться "приручиться". Когда-нибудь у меня останется только одно - моя внутренняя змея.

Вы вернулись, та~айчо, но мне теперь совсем не нужна ваша смерть - мне не нужны вы, как я не нужен вам.
Так ли мы оба в этом уверены,... Владыка?