Больно. Выламывает позвоночник, перекручивает мышцы, молотом бьется о внутренние стенки черепа. Безумно больно. А он уже и забыл, что бывает - ТАК. Он слишком привык к: «Мы будем тебя ждать» и, чуть смущенному, всегда, на протяжении лет, но оставшемуся в этом странном ритуале: «Удачи…»
Луна. Поэтическое око ночи. Серебряная сфера. Проклятье - его личное проклятье, ежемесячное, ломающее всю жизнь на две части. В первой было пять лет, во второй - та пропасть, что лежит до его могилы. А Луна будет вечно - как была до него и останется после. Иногда ему казалось, что он даже любит Луну, в том брошенном между строк: “You might”.
Ночь. Одиночество. Ветер среди трав в человеческий рост, скрывающих его сейчас с головой - лучше даже не думать, что может случится с тем, кто решил прогуляться в полнолуние к реке. Наверное, тоже самое, что случилось с мальчишкой, слишком глубоко забежавшим в почти заброшенный сад. А вокруг - больное полынное одиночество, пахнущее рекой и травами. Лунное одиночество. И рядом не пролает Бродяга, не вскинет увенчанную короной рогов голову Сохатый, не промелькнет между лап, на земле, Хвост. Уже - никогда.
Больно. Небо - нежно-синий бархат, река - ледяная, как ей и положено в апреле в центральной Англии. Травы и тихий, пропахший одиночеством, дом среди трав. Лунные ночи - весомое обоснование для того, чтобы вернуться в этом дом. А когда-то ему казалось, что это обоснование и для одиночества тоже - как жестоко он ошибался! И как, в итоге, все-таки оказался прав.
Небо - в кровь. Наверное, в ту, что пролили те, кому он, наивный, поверил.
Разрушенный дом в Годриковой впадине, воронка на месте оживленной улицы в Лондоне… это - правда?! И сердце, кажется, само превращается, испытывая дикую боль полнолуний, чтобы просто в это поверить.