Дверь захлопнулась как-то сама собой, и только руки Габриэля, прижимающие к стене. Только его губы, и откинутые назад волосы, и почему-то смех. Леший, они же едва вошли домой, они же уже там, прямо под рассветным бедроградским небом, а сейчас в легком полумраке квартиры… Впрочем, не важно, утянуть бы его хотя бы до гостиной, леший с ней со спальней, она правда далеко, почему коридор такой длинный? Почему он так льнет ближе, и ноет остаточно в боку (там-то уже точно ничего нет), и, кажется, к собственной рубашке спасибо самому себе придется пришивать пуговицы обратно. Потому что так важно – жить, и жизнь – в его дыхании, в биение его сердца под губами, в его стонах. Во всех тех словах, что он говорил совсем недавно, и во всех несказанных словах. Возможно, завтра дверь квартиры вышибут вежливые люди в черной коже. Возможно, даже сегодня, еще через несколько часов, и все что остается – надышаться, нажить, быть с ним здесь и сейчас.
Габриэль.

Стук в дверь вырывает из сладкого, кажется, все-таки дневного сна. Настойчивый, явно не первый, и хорошо, что дверь просто не вышибли. Наверное, Силовой Комитет, а оказывается - Гуанако. Ради того, чтобы открыть дверь, заставляешь себя встать, оторваться от теплого дыхания куда-то в твое плечо... Гуанако. Новые документы, "быстро собирайтесь, я помогу", нужно уезжать - Порт и куда-то дальше. Габриэль щуриться, у Габриэля в глазах сон и удивление, Габриэль совершенно не хотел бы вылезать куда-то из их безумного невозможного утра, оставшегося следами на коже - просто чувствуешь как они горят на шее и ключицах, и сам видишь у него. Совершенно не хотел чтобы оно заканчивалось, врывалось в квартиру облаком из белых и синих полос. Но было надо, и не высказанный вопрос в собственных глазах: "Ты... поедешь со мной?", и невысказанный ответ - один кивок головы.
Впереди Порт. Впереди корабль.

Дублин похож на Бедроград и одновременно совершенно не он. В Дублине везде кричат чайки, особенно над Гранд-каналом, и окна квартиры в старинном доме выходят на его заросшую затененную гладь. На лавочках вдоль Гранд-канала удобно курить и целоваться. Все эти зеленые холмы, пабы, пиво, узкие мощенные улочки, дожди, еще раз дожди, огромные ворота старого здания местного университета, чужие студенты в высоких аудиториях, обитых деревом, чужой язык и такие похожие реалии. Очень сложно начитать жизнь, когда она движется к сорока.
Очень сложно терять и находить, снова поворачивать на старт. Очень... не хочется.

Спустя три года отрежешь волосы, а он - может быть - закрасит седину. Или, наоборот, перестанет это делать. Или... да какая, в сущности, разница.
Темные очки. Документы на чужие имена. Вы к нам надолго?